Брат Гримм - Страница 44

Когда они ехали по городу, кое-какие его приметы нашли отзвук в душе Фабеля. «Улица братьев Гримм», «Улица Красной Шапочки», «Улица Спящей красавицы», казалось, вступили здесь в сговор для того, чтобы напомнить Фабелю о самых мрачных сторонах расследования. Теперь при каждом упоминании о братьях Гримм Фабель представлял себе Якоба Гримма таким, каким его описал Вайс. Уважаемая и весьма заметная историческая личность постепенно замещалась в его сознании педантичным чудовищем-убийцей. Теория Вайса, похоже, работала как нельзя лучше.

Они сидели у окна и любовались Судоходным каналом, стоявшими вдоль его берегов деревьями, белыми изгородями и домами района Оствивер. В Судоходном канале на вечной швартовке стоял небольшой речной парусник девятнадцатого века, и его флаги расцвечивания беспрестанно трепетали на сильном ветру. Фабель бросил взгляд в меню и заказал себе салат из тунца и минеральную воду. Что касается Вернера, то он, прежде чем попросил доставить ему свиной шницель и кофе, изучил меню от корки до корки. Фабель улыбнулся. Педантичность, с которой Вернер подходил даже к выбору еды, еще раз подчеркивала их различие. Как полицейских. Как людей. Да и как друзей, в конце концов.

— Я читал книгу… — начал Фабель, не отрывая взгляда от окна, за которым ветер дразнил старое суденышко, напоминая ему о тех далеких днях, когда кораблик трудолюбиво таскал на себе чай, муку и лес по рекам и каналам Северной Германии. — Она называется «Дорога сказки», и написал ее парень по имени Герхард Вайс. В ней говорится о Якобе Гримме… Нет, не так… В ней говорится об убийствах, в основу которых легли сказки братьев Гримм.

— Ну и дерьмо. Ты увидел здесь связь?

— Не знаю, — отвернувшись от окна, ответил Фабель. — Но это мне что-то сильно напоминает. Ты не находишь? Во всяком случае, я чувствую себя не очень уютно.

— Еще бы, — сказал Вернер, отодвигая в сторону кофейную чашку. — Почему ты не упомянул об этом раньше?

— Я начал читать только вчера вечером. А узнал я о книге по чистой случайности. Поначалу мне казалось, что она вряд ли имеет какое-то отношение к нашему делу. Но по мере того как я в нее углублялся…

Вернер скривил физиономию с таким видом, словно Фабель, стоя голкипером в футбольных воротах, пропустил несуразный гол.

— Если хочешь знать мое мнение, то с этим писателем следует разобраться как можно скорее. Из того, что мы имеем на руках, следует, что наш убийца руководствуется не «Сказками братьев Гримм», «Немецкими сказаниям» или иными трудами братцев, а сочинением, которое ты только что назвал.

— Серийный убийца со справочником? — рассмеялся Фабель, и в его смехе слышалась горечь. — Что ж, это вполне возможно.

— Йен, надеюсь, ты понимаешь, что нам следует хорошенько потрясти этого…

— Вайса, — сказал за друга Фабель.

Он повернул голову и снова посмотрел на кораблик. Суда подобного типа плавали по рекам и каналам Германии еще до того, как братья Гримм начали колесить по стране, записывая сказки, легенды и мифы. И еще раньше, в те времена, когда эти сказки, легенды и мифы звучали в первый раз, здесь, чтобы обменяться товарами, собирались иные, вовсе не похожие на этот парусник ладьи. Древняя земля. Древняя земля и сердце Европы — так говорил о Германии отец, когда Фабель был еще совсем маленьким. Край, где все события ощущались более остро и протекали более интенсивно, нежели в любом ином месте.

— Я это обязательно сделаю, — закончил Фабель.

Невозможно вообразить контраст больше, чем контраст между обиталищем семейства Грюнн и виллой Шиллеров. Грюнны снимали квартиру в небольшом доме на шесть семей на самой окраине Бюкстехюде. Дом, газон перед ним и сама квартира были чистыми и содержались в полном порядке. Однако крошечная гостиная с большим трудом вместила Фабеля, Вернера, герра и фрау Грюнн, а также их восемнадцатилетнюю дочь Лену — родную сестру Ханны.

Но основное различие состояло не в размере жилища, а в его атмосфере. В отличие от виллы Веры Шиллер в доме семейства Грюнн царило неподдельное горе. Фабель не мог не сравнить Грюннов с семьей Элерсов, которые считали, что нашли, пусть даже мертвым, своего потерянного ребенка, но вместо этого оказались жертвами немыслимой жестокости. Грюнны имели возможность дать выход горю. Они смогут похоронить свое дитя.

Эрик Грюнн был высоким, крепкого сложения мужчиной с копной пепельно-белых волос на голове, которые не начали редеть даже на пятьдесят третьем году жизни. Во внешности его жены Аньи и дочери присутствовали элементы красоты Ханны Грюнн, но им в этом отношении было очень далеко до жертвы маньяка. Все трое отвечали на вопросы детектива исключительно вежливо, но в то же время страшно вяло. Было заметно, что они хотят помочь следствию, однако столь же ясно было и го, что ждать серьезных результатов от беседы не стоит. О своей жизни в Гамбурге Ханна рассказывала очень мало и постоянно заявляла, что надеется в ближайшее время получить хорошую работу в модельном бизнесе. А пока, говорила Ханна, она настолько успешно трудится в «Пекарне Альбертус», что даже рассчитывает на повышение. Это, естественно, было очень далеко от истины, если верить тому, что сказал Фабелю ее босс. Ханна поддерживала связь с семьей, но Фабелю было ясно, что эти контакты носили ограниченный характер и большую часть своей гамбургской жизни она предпочитала держать при себе. Фабель ощущал большую неловкость и даже в некотором роде вину, рассказывая об обстоятельствах смерти девушки, о том, что у нее была любовная связь с хозяином и что тот стал второй жертвой. Реакция родственников оказалась предсказуемой. Фрау Грюнн была искренне шокирована, лицо герра Грюнна от стыда за дочь стало темно-багровым, а Лена просто смотрела в пол.