Брат Гримм - Страница 76

— Но сильнее всего это отразилось на Фабеле. Ты видел его реакцию, когда Вернер получил удар ключом по голове? Теперь при возникновении даже подобия опасной ситуации он держит нас на привязи, пуская вперед спецназ. Думаю, что ему следует… что нам следует вернуть уверенность в себе.

Над столиком повисла неловкая тишина. Хенк было вознамерился что-то сказать, но тут же передумал.

— В чем дело? — спросила Анна. — Продолжай. Ты хотел меня о чем-то спросить?

— Да, но это личное… Если ты не возражаешь…

— Валяй, — приняв заинтригованный вид, бросила Анна.

— Я только что видел цепочку на шее. Кулон, который ты носишь…

Анна перестала улыбаться, но во всем остальном ее лицо осталось совершенно спокойным. Она выудила из футболки звезду Давида и спросила:

— Этот? Он что, тебя раздражает?

— Нет… Боже мой, никоим образом, — смущенно произнес Хенк. — Мне просто интересно. Я слышал, что ты некоторое время жила в Израиле. Служила там в армии. А затем вернулась.

— А что в этом удивительного? Я родилась в Германии. Гамбург — мой город. И мое место здесь. — Она склонилась над столом и прошептала с заговорщицким видом: — Таких, как я, в городе почти пять тысяч. Только никому об этом не говори.

— Прости, — по-прежнему ощущая неловкость, сказал Германн. — Мне не следовало спрашивать.

— Почему нет? Ты удивлен тем, что я предпочитаю жить здесь? Находишь это противоестественным?

— Ну как тебе сказать… С таким ужасным прошлым. Я не стал бы тебя осуждать, если бы ты не захотела жить в Германии.

— Как я уже сказала, я прежде всего немка. И лишь после этого — еврейка. А тебе известно, что до прихода нацистов к власти антисемитизма в Гамбурге почти не было? Во всяком случае, его здесь было меньше, чем в любом другом городе Европы. По всей Европе для евреев существовали ограничения на профессии, их право голоса тоже было ограничено. Евреев притесняли во многих местах, но только не здесь, не в ганзейском городе Гамбурге. Именно поэтому до прихода Гитлера к власти в Гамбурге существовала самая большая во всей Германии еврейская община. Евреи составляли пять процентов населения города. Даже в самые «темные времена» моих дедушку и бабушку укрывали их немецкие друзья. А для этого требовалось немалое мужество. Больше мужества, чем, как я боюсь, могло быть в то время у меня. Как бы то ни было, но Гамбург тот город, где я чувствую себя вполне комфортно. Здесь я дома. Я вовсе не цветок пустыни, Хенк, и меня следует регулярно орошать.

— Не думаю, что я смог бы вот так простить…

— Речь вовсе не идет о прошении, Хенк. Надо думать о бдительности. Я не жила в то время, когда у власти были нацисты. Так же как и ты и как все наше поколение. Но я постоянно помню о том, что тогда происходило… — Она помолчала, вращая в руках свой стакан, затем рассмеялась и продолжила: — И кроме того, я не такая уж всепрощающая. Мне даже пришлось вступить… думаю, что ты слышал об этом… в… как бы получше выразиться… в некоторые противоречия.

— До меня дошли кое-какие слухи, — рассмеялся Хенк Германн. — Слухи о праворадикальных скинхедах и их разбитых яйцах. Это действительно так?

— Когда я вижу этих бритоголовых идиотов в зеленых летных куртках, я, мягко говоря, немного завожусь. Как здесь уже было сказано, я не теряю бдительности. А мой брат Джулиус, между прочим, является весьма заметной фигурой в еврейской общине города Гамбурга. Он специалист в области гражданского права и один из ведущих членов Германо-еврейского общества. Кроме того, он по совместительству преподает в «Школе Талмуда и Торы» в Гриндельфиртеле. Джулиус верит в строительство межкультурных мостов. А я же, как практик, хочу знать, что находится у меня за спиной.

— Судя по тону, ты считаешь, что твой брат идет неверным путем.

— Нам не нужны межкультурные мосты. Я принадлежу к германской культуре. Мои родители, мои дедушка и бабушка, так же как и их родители, принадлежали к немецкой культуре. Мы ничем не отличаемся от других жителей Германии. Если бы я считала себя другой, если бы ты относился ко мне как к кому-то другому, то это означало бы, что Гитлер в конечном итоге победил. Просто у меня есть кое-какое дополнительное наследие. И я горжусь этим наследием, горжусь тем, что я — еврейка. Но формирует мою личность… Германия.

Хенк заказал еще выпивки, и они поболтали, свободно перескакивая с одной темы на другую. Анна узнала, что у Хенка имеются две сестры и один брат, что на свет его произвели в Каксхавене, а когда он был еще ребенком, семья перебралась в Мармштроф, где его отец долгие годы работал мясником. «Мясная лавка Германна» — лучшее подобное заведение в южном Гамбурге; он хотел придать своим словам несколько издевательское звучание, но Анна улыбнулась, понимая, что Хенк в глубине души гордится отцом.

— Как и большинство гамбургских окраин, Мармшторф больше похож на деревню, а не на городской район. Не знаю, бывала ли ты там, но в его центре до сих пор полным-полно каркасных, наполовину деревянных домов, — неожиданно опечалившись, произнес Германн. — Я до сих пор чувствую себя виноватым, что не унаследовал мясной бизнес папы. Мой младший брат — студент Гамбургского университета. Собирается стать врачом. Сестер мясная торговля тоже не интересует. Одна из них — бухгалтер, а другая живет с мужем и детишками неподалеку от Кельна. Отец пока ведет дело, но с возрастом это ему дается все труднее. Мне кажется, он все еще надеется на то, что сын уйдет из полиции и займет его место.

— Насколько я понимаю, на это нет никаких шансов.